Я знал, что мой тесть Егор Емельянович Емельянов воевал в двух войнах. В гражданскую войну и в Великую Отечественную войну. Он был человеком весьма суровым и немногословным, не рассказывал и не любил разговаривать на тему войны. Всегда, когда разговоры заходили про войну, говорил: «Ох, тяжел труд солдата, ох как тяжел!». Но однажды, во время моего отпуска мне удалось его уговорить рассказать про свой солдатский труд на войне.

Что он рассказал, запомнил я на всю жизнь (духовно к нему стал еще ближе, когда в Афганистане за два с лишним года войны понял, что такое - война!).

«Воевал я в Гражданскую войну в кавалерийских частях Красной Армии на юге страны. Были страшные бои с белой кавалерией. Самые тяжелые кровопролитные бои кавалерийских частей с обеих сторон произошли на Каховском плацдарме. Не только люди, но и кони уставали. Это был страшный бой!

Видишь близко в глаза противника, зазеваешься – зарубит! Было и не писаное правило с обеих сторон – на шашке не должно быть ржавчины. Это считалось грехом.

Не знаю, как жив остался в тех боях (наверное, за меня мои родители крепко молились). После сражений на Каховском плацдарме заболел тифом. Долго лечили и отправили домой для восстановления здоровья.

Долгий и тяжелый путь домой. Кругом разруха, станции полны больными и ранеными. Долгие ожидания подачи паровозов. Ни за какие деньги продовольствие не достать. Сухой паек, полученный на дорогу – дороже золота. После долгих мытарств, полуживой, полутруп доехал до родной станции Шумерля Московско-Казанской железной дороги. А до родного дома более шестидесяти верст от ж/д станции. Где-то на перекладных, где-то пешком добрался до родной деревни. Вышел на опушку леса и вот – моя родная деревня! Господи, я вновь в родном краю! Спазмы сжали горло, повалился на траву и зарыдал. Я уж не помню, были ли у меня слезы или нет. Сколько лет я не был дома!

Не знаю, сколько там пролежал, но собрался духом, последними силами и пошел в сторону деревни, благо, отчий дом недалеко. Не хочу говорить много о встрече. У родителей в глазах и страх, и радость. Полутруп – но живой! Молодость берет свое – окреп, поправился. Постепенно жизнь наладилась. Женился по любви на девице Евдокии Афанасьевне из деревни Сеткасы Ядринского уезда – пошли дети. Семья наша держалась на дружбе и любви.

Но началась Великая Отечественная война! Нарушилась мирная жизнь. Знал, что не сегодня так завтра меня мобилизуют на войну. Все хозяйственное подворье осмотрел, кое-что привел в порядок. Но работники райвоенкомата видимо учитывали, что у меня шестеро детей, не торопились меня мобилизовать на защиту Отечества.

В начале июня 1942 года прошел слух в народе, что немецко-фашистские войска рвутся к Волге с целью захвата города Сталинграда. Я понял – настал мой черед.

В начале июля я уже был в запасном учебном полку 324-й стрелковой дивизии. Переподготовка была недолгой, и вот оказался на Северо-Западном фронте. Сперва назначили санинструктором роты. Через некоторое время перевели в разведроту (десант автоматчиков на танках).

Всегда в авангарде от основных сил дивизии. Бывало, на десятки километров отрывались от своих. Сколько маленьких городков, фольварков (хуторов) промелькнуло перед моими глазами.

За время войны был трижды тяжело ранен. Был награжден тремя медалями: «За отвагу» и двумя «За боевые заслуги». Получил благодарность под № 1в-480 от Верховного Главнокомандующего тов. И.В. Сталина.

Все знали в войсках, что до Победы осталось немного. В одно утро вышли к городу Кенигсберг. Начались уличные бои, танки нашей роты поддерживали нас с места пушечным огнем. Благо, радиосвязь поддерживалась хорошо.

Я не знаю, что ел, и когда мне приходилось вздремнуть хотя бы час. И вдруг тишина... Я подумал, что оглох. Вдруг слышу: топот ног большой группы людей. Смотрю в колонну по три, около трехсот немецких солдат без оружия идут под конвоем наших четырех автоматчиков. В городе не слышно ни одного выстрела. Тишина...

Подумал: «Господи, неужели войне конец!» – Сердце было готово выскочить из груди от радости.

На одной из площадей Кенигсберга встретился с односельчанином Николаем Назаровичем Назаровым. Радости от встречи не было предела. Обнялись, поцеловались, все хлопаем друг друга по спине и все говорим: «Ты ли это? Вот где нам пришлось встретиться! Господи, не сон ли это!»

Выяснилось, что мы в одной дивизии воевали и ни разу не встречались.

Пришел приказ Верховного Главнокомандуюшего о демобилизации, в первую очередь, солдат и сержант старших возрастов. С Николаем Назаровичем домой ехали в одной теплушке эшелона. На дорогу нам дали вдоволь, даже с избытком сухой паек, заменили обмундирование на все новое, от пилотки до сапог. Ехали домой не так, как в Гражданскую войну. На каждой железнодорожной станции кипяток, и даже у нас были талоны на бесплатную еду, т.е. горячее.

Вот опять я на родной ж/д станции Шумерля. Мы сошли с поезда. Не верилось, что мы почти дома. Шестьдесят верст прошли с ним незаметно для себя.

При выходе к опушке леса он мне говорит: «Егор Емельянович, давай до темноты побудем в лесу. Моя жена почему-то два года мне ни одного письма не написала, может, наши жены нам изменяют. Вот приедем домой в темное время, и мы их «застукаем» с ухажерами».

У него двое детей, сын и дочь.

Я ему: «Нет, Николай Назарович, пойдем сейчас, днем. Я своей жене Евдокии верю до глубины души. Спасибо ей, что в такие тяжёлые военные года, она всех, шестерых детей, сохранила. Пойдем прямо сейчас в родную деревню».

Вышли на опушку леса. Видна наша деревня, а у околицы играют дети. Увидев нас, толпой побежали к нам навстречу. Рубашки пузырятся от быстрого бега.

Первою до меня добежала дочь Оля, она, оказывается, издалека узнала меня.

До Николая Назаровича добежали дочь и сын. Он их обнял, прижал к груди, у него потекли слезы и спрашивает: «А где же мама, я ее что-то в толпе встречающих не вижу?»

А дочь Нина отвечает: «Мама еще два года тому назад умерла от голода». Он ей: «Что же ты меня об этом не оповестила?»

Она: «Папа, я не хотела тебя расстраивать, мы с братишкой Мишей ждали тебя, мы так хотели, чтобы ты домой вернулся живым...»

Н. Илларионов, житель г. Пенза, уроженец д. Талой